Валера и Наташа Черкашины. Путь в Мысхако

Ретроспектива известных московских художников, помещенная в индустриальные интерьеры. Восхождение.

​

Ирина Чмырева

​

Валера и Наташа Черкашины художники. Они работают с фотографией на протяжении более тридцати лет, она является медиа (технологией) и языком их полисмысловых и многодельных коллажей, масштабных пространственных инсталляций, перфомансов, лекций, хэппенингов. В России они были едва ли не первыми авторами, кто на рубеже 1980-1990-х годов придал фотографии такое полифоническое значение, кто осознал и представил публике фотографию как категорию новой тотальной визуальности наших дней. Рекламные билборды Нью Йорка, вывески магазинов Москвы и оттиски газет внутри и на полях коллажей,—в работах Черкашиных «много слова» (much of word). Оно подчас буквально, подчас опосредованно – как имена памятников или названия эпох – присутствует во многих их работах. Вероятно, Черкашины одни из самых логосо-центрических авторов своего времени. Они бережны по отношению к историческим смыслам, одновременно, безжалостны, как бывает безжалостным врач, отсекающий больную часть, чтобы выжило целое. Черкашины – образованные и наивные, движимые в своем творчестве интуицией, восходящей к прозрению (отчего так часто и точно они касаются болевых

точек времени, в котором живут), почитатели культуры. Безжалостность художников Черкашиных по отношению к словам (их значениям) и самой Истории в том, что на протяжении десятилетий они целительным смехом освобождают зрителей из-под мрачных теней ушедших империй.

Мы, зрители, подолгу живем в кругу догм и исторических мифов, привыкшие к трактовкам событий (а главное – символов) прошлого, данных их современниками, какими бы страшными заблуждениями (читай: идеологиями) они ни были бы движимы. Черкашиным свойственна свежесть взгляда на Историю, так, как будто они впервые читают ее текст и разумеют эмоциональный настрой образов архитектуры, скульптуры, живописи (знаменитых памятников прошлого), который не может лукавить, даже если слова, породившие то искусство, покрывали собой жестокую природу власти и насилие одних людей над другими. Парадокс взаимоотношений

визуальных образов и слов на протяжении европейской (включая русскую и причудливо выросшей из европейской прививки современной американской и латиноамериканской) цивилизации особенно наглядно проявляется в истории империй. Развенчание их визуальных догматов, игровое отношение к их наследию (выраженное, в первую очередь, в презрении имперских стереотипов воспроизведения имперских памятников) – вот тот смеховой инструментарий, с помощью которого Черкашины обращаются к своей искушенной публике.

Людей, образованных в истории, в искусстве, эти художники повергали в состояние неофитов, предлагая им пластически очевидные, но оттого не перестающие быть внове коллажи из цикла «Миражи империй». Начатый в 1995-м году, этот проект обобщил художественное исследование

Черкашиными природы империй. Чуть раньше, в 1991-м (год – знаменательный – когда перестал существовать СССР) художники обратились к теме метро. Вначале спустились в подземку в Москве. Московское метро наполнено знаками советской эпохи: бронзовые скульптурывоенных и крестьянок на станциях, бравурные мозаики и колонны невероятных, рожденных в СССР ордеров. Черкашины играли с этими атрибутами уходящего времени, в котором были рождены сами в тени жутковато-страшной помпезной и авторитарной машины «большого стиля».

Художники проводили в метро конкурсы красоты среди скульптур, шутовскую свадьбу с бронзовым красавцем-рабочим. Тогда же они создали цикл портретов, где, как в макабрических снах карнавала, неживое становится живым, а под масками смеха скрываются гримасы смерти.

В тот момент в работах Валеры и Наташи коллеги и зрители услышали смех карнавальной природы. В родословную книгу их искусства вписали Рабле, карнавалы эпохи Возрождения, гедонистов, пировавших невзирая на тяготы жизни. Но карнавалы гуманистов были мудрее, чем только шутовство, так что, назвав в предшественниках великие имена европейской культуры, критики Черкашиных не погрешили против глубинного драматизма их творчества. Позднее художники расширили географию своего underground, сделав его глобальным, погрузившись в переживание хаоса подземных потоков людей, культур, информации и технологий. После 2000-го Валера и Наташа Черкашин постепенно уходят от непосредственной реакции на конкретные исторические события сегодняшнего времени. С этих пор их главный проект – «Эволюция хаоса».

Его отвлеченность, абстрактность—кажущиеся. Масштаб проекта превосходит обозримое человеческое существование в плоскостной протяженности пространственно-временных координат: Валера Черкашин снова, как на стыке эпох 1980-1990-х, находит символический образ,

обобщающий настоящее время (presenttime). Мы живем в эпоху предстояния Апокалипсису, не первому в истории, но оттого не менее трагическому по отношению к индивидууму. Одно из ощущений, приводящих человека к эсхатологии,—ощущение хаоса, неподвластного его разуму. Хаос– состояние космоса, предшествующее рождению гармонии. Хаос как война, но уже не в масштабах человеческой истории, но космоса, где сталкиваются планеты и галактики, где соединяются макро и микро уровни реальности, космоса, которому, как в средневековой космогонии, человек причастен и тождественен. Хаос как змей Урборос, начало и конец времен. Вечное и бесконечно повторяющееся. Прийти к пониманию истории мира и собственной жизни как трагедии – серьезнейший опыт человеческой судьбы, открывающийся художнику на сломе веков и совпадающий с этапом зрелости его человеческой, духовной и физической, природы. После этого проекта Черкашины будто снимают еще одну карнавальную маску, знакомую зрителям, уже признавшим в своих современниках наследников исполнителей античных и раннехристианских мистерий. Под этой маской художники, доказавшие свои права на восхождение к Промыслу (Providence).

 

​